А в общем для здоровия полезны холода

Когда бы я был царь, то жил бы вот в каком режиме. Две недели подряд я бы писал, как диавол – беспробудно и хохоча. Потом две недели я бы упарывался на ниве физической культуры до состояния полной невменяемости. А затем две недели посвящал бы рукоделию, расплющивая на холодную до центнера прокатной стали. Ну, да, и последнюю неделю каждого квартала я бы от такой житухи пил бы по-чёрному, в прах.

Но пока что государство не спешит увидеть в моём лице надежду на эффективное самодержавие. Оттого описанный выше цикл приходится несколько ужимать по срокам и реализовывать только в периоды трудового отпуска. Особенно комичные формы всё это принимает, когда отпуска только неделя. Как сейчас, например. Причём из программы как-то сразу выпал пункт насчёт физической культуры. Остались только творческие метания между литературой (Привет, Кэп! А ты думаешь, чего это я тут в жежэ так разбалаболился за последние дни?) и холодной ковкой. Очень хочется сойти с ума, потому что тогда реальность будет восприниматься органично. Но пока приходится разгружать сознание старинным способом мужской медитации: приготовлением еды. Так что в кои-то веки можно заебашить кулинарный пост. С кортинкоме.

На сей раз целью гастрономической операции была хашлама. Я не знаю, что там себе армяне думают за это блюдо, но я считаю его одним из самых простых в природе, предсказуемо съедобным при соблюдении трёх условий, о которых ниже.

Ингредиенты на хашламу идут незамысловатые. В основе, конечно, мясо – но трепетать над выбором не надо. Скорее по привычке, нежели от сакрального умысла, хашламу готовят, как правило, либо из говядины, либо из баранины. Со всей ответственностью заявляю, что подойдёт любое не жирное мясо. Подчёркиваю: не мясо БЕЗ жира, а НЕ жирное. Не слышал, чтобы хашламу готовили из свинины, но, в принципе, армяне – народ вполне христолюбивый, так что теоретически какой-нибудь дедушка Цогик из Эчмиадзина может начислить в хашламу и свинёнка, и кто я такой, чтобы это осуждать?

Я обычно располовиниваю: баранина-говядина, или говядина-конина, или конина-баранина. В этот раз каприз мироздания свёл на одном столе всех трёх животных. Правда конины и говядины в удельном весе оказалось более чем достаточно, так что от барана было взято лишь несколько ребрышек с жиром, для скусу.

Увядшая растительность в середине — это листики айвы, их можно использовать в качестве эпатажной лаврушечки.

Конина тоже с жирком – но не надо этого пугаться.
[Потому что]
Конский жир лёгок и деликатен, а кроме того, очень просто отделяется от мышечной ткани, что и следует с ними обоими проделать.

( Collapse )

Давным-давно, ещё в раннем плейстоцене, одна моя сокурсница съездила на некий семинар в город Тюмень и привезла оттуда на радость всем образчик местной периодической печати. Он удивлял многими своими гранями, но более всего поражал воображение разворот, отданный под письма из учреждений трудового перевоспитания оступившихся граждан.

Просто поразительно, сколь трогателен и наивен может быть человек, при помощи ножовки-циммерманки расчленивший тела двух инкассаторов, чтобы скрыть следы ограбления! Как, оказывается, способна взволновать его, помещённого в тесный и беспокойный коллектив таких же необычных мужчин, проблема одиночества среди дам среднего возраста!

Самая лиричная эпистоль была посвящена красотам той местности, где волею суда оказался корреспондент. Причём особенно автора потрясали доступные его взгляду пейзажи в зимний период. Тургеневской мощи описание он заканчивал фразой, которую мой мозг пронесёт через годы, старческое слабоумие и прогрессирующий склероз:

«Хочется упасть лицом в снег и заплакать от холода и красоты!».

Да. Именно они. Именно холод и красота. Лишь алхимический брак двух этих обстоятельств способен даже самую разложившуюся личность обратить в состояние созерцательной романтичности и поэтической задумчивости.

Прежде мне доводилось наблюдать со стороны, как группа молодёжи пубертатного возраста дразнит дяденек-физкультурников, купающихся в открытых водоёмах при критической температуре воздуха. И мне было интересно: отчего эти мускулистые мужчины парою обидных замечаний не выдернут юных хамов на берег, чтобы легонько отмудохать их в педагогических целях? После того, как я впервые сам оказался в подобной ситуации, мне понятно: школоло не имеет значения. Потому что холод и красота.

Купание 1 октября – это пока личный рекорд. Крещенская иордань не в счёт. Ну, положим, купался я и в конце октября, но это было в Индии. Со всей ответственностью берусь утверждать, что акватория Аравийского моря имеет ряд кардинальных отличий от реки, относящейся к бассейну Северного Ледовитого океана. Прежде всего – там совсем не так холодно и решительно по-другому красиво. Даже не знаю, куда там падать лицом и от чего плакать.

Cнимал на ласту.

Сходили с Кукурузом сегодня на пляж.

Отличная погода. Небо бирюзовое, солнце, как сверхновая, вода – кипяток, градусов на 30 теплее воздуха (а такого, по-моему, даже в Дубаях не случается). Иней – на всём: на хвойных, на лиственных, на млекопитающих.

Рядом с купелью оборудованы две юрты для переодевания. Православные мракобесы находят в этом антураже своеобразную иронию и посмеиваются. Им вторят мусульманские мракобесы, коих примерно треть от общего числа купальщиков. Смеются и зрители, укутанные в пуховики и во всё тот же иней. Суровы и неприветливы лишь мужчины из МЧС, расставленные по периметру иордани. Они снабжены оранжевыми куртками (на тот случай, если потеряются, наверное) и вдобавок оборудованы баграми. Этими баграми они, не переставая, долбят лёд, который меланхолично, ежесекундно сковывает воду в проруби. Нет, мужчины из МЧС не любят мракобесов.

Судя по разговорам в мужской юрте, многие из пришедших за Благодатью пришли за ней уже второй раз в эти сутки. Они живо делятся соображениями о том, что ночью было потеплее, но зато народу было – не протолкнуться, буквально спихивали друг друга в самую Благодать. Мы-то с Кукурузом попали в период затишья – где-то в половине двенадцатого, когда ночные клерикалы уже отогревались, а дневные ещё только паковали шлёпанцы. Однако когда мы уходили, в юрте уже наступала теснота.

Кукуруз дивом подивился на мои лапландские носки по колено. Я же выяснил про туалет Кукуруза такую пикантную деталь, как отсутствие кальсон и обозвал папуасием. Сейчас вот жду его со своим крестником на брутальную мужскую посиделку. Запекаю в облепихе конину, как это принято у нас, православных.

С Крещением всех!

Нас наконец-то прогрело до -34 по Цельсию. Борнео, ага.

Сегодня, поставив тесто на простые, как могила, булочки, даже сходил на базар, купил конечностей для студня. Да, самое логичное блюдо в наших ебенях в наше время года – это студень из конечностей. Не важно чьих, главное, чтобы продукт большей частью состоял из сустава, изобилующего соединительной тканью, богато содержащей, в свою очередь, коллагены и пектины. Примерно так и рассуждали дикие племена гуннов, кочевавшие тут при Марцеллине.

На  обратном пути завернул в цивилизованный магазин за корнем сельдерея (в наших ебенях в наше время года корень сельдерея продаётся только в цивилизованных магазинах) и в который раз за неделю поразился: если на улице ебун-колотун за/под сорок – то народ исключительно вежлив в очередях,  ибо никто не торопится быть побыстрее рассчитанным. Не исключаю, что некоторые нарочно встают в очередь, чтобы, отогреваясь, становиться добрей и уравновешеннее.

На соседней кассе порадовала барышня в меховых наушниках. В голубых таких меховых наушниках на буйну голову. В чуть закрывающем попу вязаном свитере, выглядывающем из-под белой курточки, и в голубых таких меховых наушниках. Спорим, вы легко угадаете, какого цвета были у неё волосы?

Ладно, булочки поспели, по избе плывёт жадный хлебный дух, — а в ванной отмокают два таза расчленёнки. Помолимся же, братия и сестры, за то, что свинья и телёнок погибли не зря.

Заманили меня в израильское посольство, чтобы испить моей христьянской крови поговорить за ситуацию с Сектором Газа. Ну, собираюсь сегодня утром на это зловещее рандеву – хвать, а шарфа нет. Вчера с коллегой весь день колесили по буранным пампасам, так я у него в машине шарф и забыл, судя по всему.

И чо делать? На дворе – вполне себе зима, а у меня организмы ранические, без шарфа на улицу выходить отказываются. Натурально, шарфов дома – километров шесть, если брать общую длину, но все либо в розовую полоску, либо просто розовые, таков уж легкомысленный нрав их владелиц. Нам, брутальным потным мужикам с раническими организмами, дальше спальни в подобном показываться нельзя.

Короче, пришлось обматываться арафаткой, которую я в межсезонье использую в качестве импозантного, ёбту, кашне.

Обмотался, глянул в зеркало. Башка – обритая, бородища – шире морды.

И арафатка. Блеааать…

Зайдя в холл этого вашего посольства, я её, конечно, сразу снял и упрятал в рюкзак. И уж только после этого попал в смуглы рученьки шмональщика, вежливого, как бердичевский стоматолог, и решительного, как Иисус Навин.

Вежливо и решительно он попросил меня отдать ему все те предметы (конверты, посылки, свёртки, тикающие коробочки), которые меня попросили передать послу Израиля подозрительные люди, говорящие с утробным акцентом. Услышав, что ничего меня передавать не просили, он сделал вид что верит, и вежливо, но решительно обыскал, а потом попросил разуться. Мои зимние берцы он вежливо, но решительно осмотрел, а потом прогнал через рентгеноскоп, причём по одному.

А затем он поместил туда мой рюкзак.

Как хорошо, всё-таки, что я успел снять арафатку, — успел подумать я. А то, в самом деле, как-то неудобно вышло…

«Неудобно»! Х-ха! Неудобно – это когда соседские дети на тебя похожи. А приходить в посольство Израиля в куфии, она же шемах, она же гхутра, в народе более известной, как арафатка (от имени некоего Ясира Мухаммада Абд ар-Рахмана Абд ар-Рауфа Арафата аль-Кудва аль-Хусейни) – это отнюдь не «неудобно», а просто особая разновидность ебанатства.

… В высветившихся на экране недрах рюкзака сына израилева заинтересовал некий скомканный кусок материи. Он и был извлечен на свет, после чего сын израилев посмотрел на меня с особенно грустным интересом.

«Какой мегаохуенский троллинг, — как бы говорили его библейские глаза. – И зачем же ви тгавите?»

Он растянул арафатку за углы и стал похож на печального фокусника, который сейчас откинет эту импровизированную ширму в сторону, и – оп-па! – окажется, что цвет фрака на нём изменился, да к тому же неизвестно откуда возник круглый столик на тонкой ножке, а на столике том – цилиндр, с торчащими из него белыми ушками то ли кролика, то ли зайчика, и понятно, что это всего-навсего набивший оскомину классический эстрадный трюк, потому что одна рука у фокусника спрятана под фраком, тогда как в рукаве – муляж, но всё равно, блин, впечатляет, и лично я бы так не смог.

— Это ваще?

— Боюсь, что да, — ответил я.

— Ви знаете, щто это?

— Шарфик, — сказал я. – По-моему, это шарфик.

Предмет, который я в межсезонье использую в качестве импозантного, ёбту, кашне, он прогнал через рентгеноскоп дважды, а потом запер в камеру хранения. Впоследствии, думаю, эту камеру, согласно кашруту, сожгут к хуям.

Так что, markovskaya, я, наверное, ещё не скоро навещу ваши края. Есть такое подозрение, ага.

В восьмилетнем возрасте я крайне удачно сломал руку в предпоследний день каникул. В этом, считаю, были и фарт, и смысл. Поскольку рука была правая и усахарил я её сразу в трёх местах, то первый месяц нового учебного года провёл в роли вольного слушателя открытых лекций. Одноклассники выводили прописи, а я рассеянно постукивал по гипсу пальцами оставшейся руки.

Совсем другое дело – травмировать себя непосредственно накануне лета. Чувствуется в этом некая особенно обидная разновидность лузерства, свойственная исключительно деятельным людям с далеко идущими планами.

Микроскопическое (как казалось поначалу) повреждение голеностопа, полученное в конце мая, стабильно и последовательно саботировало самые разные функции дорогого мне организма. Так, пока я хромал на правую ногу, от нагрузки ушатывалась левая. Соответственно, я начинал хромать на левую и дня через три тянул сухожилия на правой. Продолжались эти нелепые качели до того момента, как окончательно не воспалился сустав большого пальца на левой ноге. Истинно говорю: там всё выглядело так, словно растёт дополнительная конечность, назначение которой не до конца ясно, но представляет очевидную опасность для всей человеческой цивилизации.

Если не ошибаюсь, на днях исполнится ровно три месяца, как я оторван от гиперактивного образа жизни. Самое обидное, что собирался за лето догнать тушу до центнера, а в итоге, по ходу дела, наоборот – усох килограммов на несколько. И даже железки тягать не получалось, потому как выяснилось, что при тягании железок каким угодно способом всё равно присутствует момент, когда приходится переносить вес не просто на ноги, а на растущую прямо из пальца новую подозрительную конечность. Даже сцуко при жиме лёжа.

А ещё расстраивают нездоровые опасения, временами переходящие в испуг. В жизни не боялся благородно травмироваться, а теперь есть такая тема. Вот, думаю, разбегаюсь опять – и снова чего-нибудь воспалю себе. Или, там, кувалдой буду махать – и в темя себе определю. Вот такая мнительность гимназистская.

Но возвращаться к борьбе со здоровым образом жизни – надо обязательно. Это ведь очень одухотворяет. Так с утра совершил моцион, поработал над собой – и хоть весь день не убивал бы никого, до того хорошо. А тут за три месяца раздражительным стал, к людям незнакомым приглядываюсь с подозрением.

Или это просто эпоха такая вообще дурацкая, чорт его знает…

[Матершинный эпиграф]
По воле ль рока так случилось,

Иль это нрав у нас таков?
Зачем троим, скажи на милость,
Всего один комплект мозгов?

Но на судьбу не стоит дуться,
Там, у других, в дали – бог весть!
А здесь у нас бобры ебутся.

Вот это жесть! Вот это жесть!

Чем хороши дебилы – тем, что они иногда бывают спортивны.

Во вторник я ничего не почувствовал. Теперь-то я понимаю, что надорвал голеностоп во время растяжки. Но было рано, счебетали птицы, цвёл жасмин, и его я почувствовал, а потянутые связки не почувствовал. К вечеру заболела лодыжка. Я решил, что это я зря ногу отсидел, и в среду утром опять умчался за лишней порцией здоровья.

В среду растяжки у меня нет – по нечетным дням у меня просто кросс и макивара. Поэтому я ничего особенного не заподозрил. «Микровывих, блеать», — подумал йа и побежал дальше, оптимистичный опездол.

Нога утухла. (Знакомые с симптомами спорцмены в этом месте должны горько и скептически хмыкнуть.) Когда наступил четверг, я побежал снова. Но не добежал. А дошёл. И дошёл назад, что характерно. К вечеру всё окончательно встало на свои места. Это был никакой не микровывих.

А в пятницу на своё место попытался встать йа. И мне это в конце концов удалось сделать при помощи альпенштока. Так я и импозантничал весь день. В автобусе мне попыталась уступить место какая-то барышня. В её представлении всякий снабженный альпенштоком бородач – либо старик, либо неизлечимо болен. В свою очередь коллеги по работе сделали всё, чтобы я как можно подробнее осознал смысл выражения «закатные годы жизни».

В субботу мы с друзьями-гомофобами пошли в баню. Каждый из этих искромётных людей хотя бы раз попытался выбить из-под меня альпеншток, чтобы посмотреть, как забавно я умею падать в пыль. Больших оригиналов в нашем городе не рожают, конечно же.

Некоторое исключение составлял, пожалуй, лишь феерический блогер gislyya, который просто попробовал опираться на меня, как на костыль. Дело в том, что на днях он вывихнул палец на ноге своего организма (злые люди говорят, впрочем, что у него растёт шпора). Так что он тоже хромал. Мы с ним, как самые тихоходы, устремились сразу в банный нумер, а прочие друзья-гомофобы были отчислены за пивом.

Нумер был добротный: с камином, деревянными лавками, лосиными рогами на одной стене и каким-то орнитологическим недоразумением на другой. Парная уже была протоплена, а в другом месте помещения обнаружилась дверь во внезапную спальню.

( Collapse )

А у нас тут буран, чорт! Наилюбимейшая моя зимняя погода. Не отказал себе в удовольствии пересечь пересечённую местность, с наклоном в 45 градусов, вдыхая через нос и выдыхая через бороду. И следы, что характерно, заметает сей секунд, привет оккупантам.

В юности моей по поводу бурана я имел несколько пунктов. В частности: что смотреть на буран в окно и даже ходить в буран по улице – это одно, а принимать в нём участие на пересечённой местности – это совсем другие ощущения.

Однажды в юности моей мы с Кукурузом увидели в окно буран и пошли в нём по улице в пересечённую местность, чтобы подраться на вёслах. То есть, это были выструганные из сосновых досок как бы фехтовальные инструменты, но больше всего они напоминали вёсла для байдарок.

И вот Кукуруз упереебал мне этим веслом по ноге. И я упал в сугроб, и, как показало вскрытие, разошёлся у меня коленный сустав, и до сих пор выпадает, кстати. А тогда я этого не знал, а просто лежал в сугробе, заметаемый бураном, и плакал от счастья. А Кукуруз стоял рядом, опираясь на весло, и хохотал, как Вельзевул.

По-моему, это было лучшее использование бурана в истории человечества.