Что будет если полезные ископаемые закончатся

К лучшему или к худшему, но многое, что пришлось по вкусу человечеству в наши дни – от электрического освещения и домашнего водопровода до путешествий по всему миру, продвинутой медицины, телевизоров с плоскими экранами и iPhone – зависят от нашей способности выкачивать, выскабливать и вышибать из земли с помощью взрывов. Но эти важнейшие ресурсы заканчиваются. Практически все. И речь идет не только о таких банальных вещах, как нефть, уголь, природный газ. Современная жизнь со всеми ее чудесами и удобствами, к которым мы привыкли, обеспечивается за счет огромнго количества природных ресурсов, от металлов — например, меди (используется в электрических проводах) и железной руды (для стали), минералов — например, лития (для батареек) и тантала (для  мобильных телефонов), до так называемых редкоземельных элементов (для лазеров, оптоволокна, двигателей гибридных машин, iPad и прочего). Некоторые из них, понятное дело, важнее других, но если даже если лишь некоторые из этих веществ иссякнут окончательно, нам придется несладко.
 
А вот и сама проблема: эти важнейшие ресурсы заканчиваются. Практически все.

Мир стремительно несется к тому, что автор Майкл Клэйр (Michael Klare) называет «кризисом истощения природных ресурсов». В новой книге Клэйр сообщает потрясающую новость: легкодоступные запасы нефти, угля,  газа, металлов, минералов и редкоземельных элементов, даже воды и еды, исчезают быстро, заставляя правительства и корпорации вступать в сумасбродную гонку за тем, что осталось. А то, что осталось, помимо всего прочего, еще и сложно достать – оно находится под арктическим льдом, глубоко под океанскими водами, в битумных песках и сланце, в зонах военных конфликтов — например, в Афганистане и в Демократической Республике Конго. Добираться до ресурсов становится все более и более опасно как с экологической точки зрения – пока корпорации преодолевают «последние рубежи» на пути к полезным ископаемым, нам предстоит увидеть новые катастрофы, схожие с той, что произошла в Мексиканском заливе — так и с политической, ведь разным странам все чаще приходится спорить, кому что достанется.

Вот жуть-то, да? Но есть и (умеренно) оптимистичная сторона: некоторые из этих ресурсов можно заменить (то есть, например, использовать возобновляемые источники энергии вместо нефти), и если мы хорошенько займемся  их развитием, нам не придется столь грабительски эксплуатировать планету, а в случае невозможности замены нам просто придется научиться  извлекать большее из меньшего количества ресурсов (сбережение, эффективность). По словам Клэйра, чья новая книга называется «Гонка за остатками» (The Race for What’s Left), главное  — это начать осознавать это уже сейчас. Недавно Rolling Stone удалось поговорить с Майклом Клэйром по телефону о безумной гонке за оставшимися природными ископаемыми, «лимите на все» и жестких решениях по поводу будущего.

Rolling Stone: Вы говорите, что нам грозит «кризис истощения ресурсов». Мы уже вошли в него? Эти необходимые ресурсы уже исчезают?
МК: Они не исчезают, но многие из них быстро  сокращаются и истощаются. Фактически все легкодоступные ресурсы уже кончились, потому нам потребуется заменить их новыми источниками.

— Почему вы уверены, что мы находимся у «последних рубежей» добычи ресурсов?
— Если посмотреть на современную разработку месторождений, будь то  глубоководная добыча в Арктике или сланцевый газ и сланцевая нефть, то становится понятно, что инвестиции и связанные с добычей риски для окружающей среды вышли на беспрецедентный уровень. Вы не стали бы так рисковать, если бы имелись более доступные ресурсы. 

— Если я правильно вас понимаю, конфликт по большей части неизбежен, раз страны соревнуются за контроль над большей частью того, что осталось. Это уже происходит?
— Было уже несколько напряженных моментов. Россия и Норвегия играли мускулами в Беринговом море, но пока они этот вопрос разрешили. Большое напряжение сейчас в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, где идет спор о шельфовой разработке нефтяных и газовых месторождений — мы наблюдали за морскими столкновениями между Японией и Китаем, а также между Китаем, Вьетнамом и Филиппинами. А теперь президент Обама заявил, что США будут активнее участвовать в этом регионе.

— И в Арктике ситуация может стать напряженной.
— Арктикой никто не занимался до настоящего момента, но сейчас она воспринимается как самый многообещающий источник нефти и газа, поэтому внезапно это место стало ценным владением. Вдруг национальные границы, о которых никто не волновался раньше, стали крайне важными. Интересно, что это происходит отчасти из-за того, что слой льда сокращается в результате изменений климата, что, в свою очередь, позволяет продлевать сезон бурения. Россия заявляет свои права почти на половину арктического региона, говоря, что это ее национальная территория, и пытается добиться контроля над как можно большей частью региона. Российский президент Владимир Путин заявил, что собирается усилить российское военное присутствие  в Арктике в ближайшие несколько лет, чтобы защитить регион от любых чужих притязаний. Но у других стран тоже есть свои требования: они есть у Норвегии, Канады и Гренландии, которая является протекторатом Дании, и США. Поэтому может начаться очень интенсивная геополитическая конкуренция за контроль над этими будущими ресурсами.

— А почему добыча этих труднодоступных ископаемых связана с такими рисками для окружающей среды?
— Если посмотреть на современную разработку месторождений, будь то глубоководная разработка в Арктике или сланцевый газ и сланцевая нефть, то становится понятно, что инвестиции и связанные с добычей риски для окружающей среды вышли на беспрецедентный уровень. Это демонстрирует пример с гидравлическим разрывом пласта, в ходе которого выделяется огромное количество токсичной отходной воды вблизи густонаселенных районов на Северо-Востоке. Или, например, шельфовое бурение. Катастрофа платформы Deepwater Horizon  компании ВР в Мексиканском заливе показала, чем оно чревато. У берегов Гренландии начинается бурение в поисках нефти – что возможно только в результате  того, что слой льда уменьшается – но это увеличит риск нанесения вреда экологии Гренландии, которая является крайне хрупкой средой обитания для многих видов животных, находящихся под угрозой исчезновения.

— И понятно, что раз ресурсы становятся ограниченными, они будут становиться все дороже и дороже.
— Именно  так. Возьмем канадский битумный песок. Требуется огромное количество энергии для того, чтобы добыть его из-под земли и превратить в жидкость, поэтому он будет доходным только в том случае, если баррель нефти будет стоить больше 80-90 долларов. В будущем, когда легкодоступные битуминозные песчаники будут истощены,  производство арктической нефти еще более подорожает. То есть мы вступаем в эпоху все более дорогой нефти.

— Как к этой истории относится продовольствие?
Производство продуктов питания требует огромного количества энергии, а также много удобрений, пестицидов и гербицидов, которые являются производными нефти и природного газа. Кроме того, нужно много воды для орошения полей. Они становятся все более и более редкими и дорогими, и неясно, сможет ли мир предоставлять все больше продовольствия людям. Совершенно точно то, что бедные фермеры не смогут позволить себе все эти вложения, потому остаются только хорошо финансируемые организации из богатых стран, эти островки богатства в индустрии производства продуктов питания.

— Вы пишете о феномене «захвата территории», когда богатые и развитые страны покупают огромные участки земли у бедных, особенно в Африке. Что это?
— Правильно. Китай, Индия, Южная Корея и производители нефти, например, Саудовская Аравия и ОАЭ, находятся среди стран, которые покупают крупные участки земли для фермерства в Африке,  и не для того, чтобы накормить африканское население, а для производства пищи и ее транспортировки домой. Они опасаются, что им не хватит еды для того, чтобы прокормить свое население в будущем. Это является еще одним примером гонки за ресурсы в мире, в котором, как опасаются люди, не хватит ресурсов. 

— А что насчет редкоземельных элементов?
— С химической точки зрения в эту группу входят 17 элементов, и они уже сейчас играют всевозрастающую роль в развитии «экологических» технологий. С их применением производят высокоскоростные магниты для «Тойот» модели Prius, турбины ветряных мельниц и солнечные панели. Вся проблема в том, что редкоземельные металлы не залегают крупными месторождениями. Спрос на них огромен, а предложение очень ограничено,  добыча стоит больших денег, и представляет собой экологически опасную технологию, поскольку для отделения их от других элементов требуются кислоты и другие элементы.

 В 1990-х годах в США производилось немало редкоземельных металлов на границе Калифорнии и Небраски, но все производства были закрыты из-за вреда, наносимого экологии. В настоящее время лидирующий производитель — Китай, и он использует это для давления на своих клиентов, к примеру, на Японию.

 — Немного иронично то, что зеленые технологии зависят от материалов, производство которых опасно для окружающей среды…
— Правильно. Гибридные машины, например, полны редкоземельных элементов. Это значит, что нам нужно мыслить еще более радикально в поиске решений.

— Итак, что же делать?
— Мы, люди, всегда вели себя так, словно новые источники энергии  появятся, когда мы израсходуем существующие на данный момент, и поэтому нам не нужно задумываться о консервации энергии, о эффективности ее расходования или альтернативных источниках ее производства. Но мы находится в конце этого процесса,  таким способом рассуждать больше нельзя,  потому что новые доступные источники энергии не существуют.

— Мы можем заменить все, что используем сейчас на что-то новое?
— Неясно, что мы можем сделать в данной ситуации. Очевидно лишь одно: нам стоит научиться пользоваться многими вещами гораздо дольше, чем сейчас, рачительно расходовать ресурсы, и перестроить наши города и системы с учетом повышения эффективности расходования энергии. Поэтому будущие инновационные исследования и технологии будут действительно направлены на повышение эффективности.

— О каких временных рамках идет речь?
— Пик кризиса еще только предстоит пережить через несколько лет, но я бы сказал, что мы должны начать сейчас, если мы хотим избежать действительно бедственного положения через десять, 20 или 30 лет, когда большая часть материалов, на которые мы полагаемся, станет гораздо более редкой. У нас будет больше конфликтов, больше кризисов, больше губительных отношений с такими странами, как Китай, в свете конкуренции между нами. Но я также опасаюсь, что у нас будет происходить больше экологических катастроф – больше событий в стиле платформы Deepwater Horizon, которые напомнят нам об опасностях, которые таят в себе эти особые виды энергии и минералов. Вот что нас ожидает, если мы не начнем менять наше поведение уже сегодня.