Что есть у узбекистана полезного для россии

10.09.2016/https://politprognoz.club/material?name=why-do-we-need-uzbekistan

Недавно в Москве прошёл круглый стол на тему «Узбекистан после Каримова» , где обсуждались перспективы развития этой ключевой страны Центральной Азии. Хотим поделиться в этой связи интересной статьёй Татьяны Шабаевой, опубликованной в газете «Взгляд», с обзором этого мероприятия. Пример которого иллюстрирует то, о чём мы давно говорим: не только российская власть, но и экспертное сообщество мыслит в плоскости, параллельной интересам русских людей и русского народа в целом.

В минувший понедельник довелось мне побывать на круглом столе, посвященном тому, что будет после смерти узбекского президента Ислама Каримова.

Умные мужчины из Российского института стратегических исследований и Института стран СНГ разговаривали о том, как теперь развернутся и столкнутся интересы тех, кто хотел бы присутствовать в Узбекистане. А там и Россия, и Китай, и Казахстан, и Турция, и США – куда ж без них.

И было сказано много умных слов – про то, что Узбекистан всегда будет стремиться к региональному лидерству, но у него это не очень выходит, хоть Каримов и прилагал старания сохранить советское промышленное наследство.

Про то, что именно в Узбекистане сосредоточено (добавлю: так получилось из-за большевицкой нарезки границ, с которой таджики не согласны) большинство памятников культуры Средней Азии, и сами узбеки считают себя на голову выше – так сказать, цивилизованнее – соседних народов, отчего успехи Казахстана вызывают у них неиллюзорное расстройство.

И про то, что влияние США в регионе ослабевает, а Китая, наоборот, возрастает.

И про то, что хлопка в Узбекистане сейчас выращивают в два раза меньше, зато золота добывают в два раза больше, чем в советское время. Но и хлопок, и золото – это наследие либо еще российского (хлопок), либо советского (золото) завоза и вспомоществования.

Но как бы Узбекистан ни тужился, он имеет пределы роста: это небогатая страна со стремительно растущим населением. Насколько стремительно? На момент развала СССР там проживало 19 млн человек, сейчас уже 32 млн.

Контролировать рождаемость узбеки не намерены, «пределы роста» будут стоять между ними и благосостоянием, а значит, остается одно: они будут устремляться в другие страны. Не только в Россию, но и, например, в Казахстан.

Получить российское гражданство русским, не имеющим поддержки диаспоры, зачастую труднее, чем среднеазиатам (фото: Jon Spaull E/ZUMA/Global Look Press)

Получить российское гражданство русским, не имеющим поддержки диаспоры, зачастую труднее, чем среднеазиатам (фото: Jon Spaull E/ZUMA/Global Look Press)

Во время агонии и сразу по смерти Каримова много говорилось о том, как он железной рукой держал светское государство Узбекистан, не давая ему сползти в исламский фундаментализм.

Вообще-то, предпосылки для этого хороши: в стране не только множество памятников исламской культуры, но и больше всего теологов, исламских проповедников. Что им помешает дальше резко активизироваться – пока не очень понятно.

И во все время, пока уважаемые эксперты говорили, какую опасность представляют экспансионистские настроения исламских радикалов неподалеку от среднеазиатского региона и как Россия всегда помогала Узбекистану и должна помогать впредь, меня не покидало ощущение странности происходящего.

Складывалось впечатление, что мы помогали, помогаем и должны будем помогать Узбекистану для того только, чтобы он не ушел под руку наших откровенных врагов. Но даже и речи не было о том, чтобы сделать его благодарным вассалом. Рынком сбыта для нашей продукции. Площадкой для достижения собственно-российских интересов.

Мы все время исходим из того, что «могло быть хуже» и «как бы не стало хуже, чем было» – при этом, как видно, не имея представления, что такое «лучше» и какое «лучше, чем было» мы намерены получить. Кажется, никакое не намерены.

Все наши «серьезные связи» с президентом Каримовым, вся трогательная память о советском прошлом, вся наша помощь в организации выращивания хлопка, налаживании золотодобычи, выстраивании социальной инфраструктуры, все миллионы узбеков, едущих на заработки в Россию, – все это нисколько не помешало Каримову перевести узбекский алфавит на латиницу и не подвигло его проявлять уважительное внимание к русским Узбекистана.

А вообще-то Россия этого хотя бы требовала?

Я подняла руку и задала этот вопрос. И услышала удивительное. Оказывается, не только не требовала, но российские дипломаты «всегда боялись об этом говорить, чтобы не ухудшать двусторонние отношения; мы пытались сделать вид, что все хорошо».

И вообще, смотря с чем сравнивать. Если с Таджикистаном, где русская община сохранилась только в Душанбе, то в Узбекистане все-таки получше. Да и знаете ли вы, что наибольший отток русских сейчас идет из Казахстана, с которым мы вроде бы такие замечательные друзья и партнеры?

Нет, я не знала этого. Но могла бы догадаться – хотя бы по тому, что в Казахстане еще осталось кому уезжать.

А уважаемых экспертов словно прорвало.

Они признавали, что перевод алфавита на латинские рельсы – это не простая формальность, но сознательный разрыв связей. Они рассказывали, как люди, получившие российское гражданство без позволения Каримова, приезжая в Узбекистан проведать родственников, попадали под уголовное преследование.

Как во дворах университетов жгли подшивки советских журналов по истории и философии. Как возникала угроза жизни и здоровью их собственных знакомых и родственников в Средней Азии. Как русские в Казахстане сталкиваются с дискриминацией во время приема на работу и в вузы при явном предпочтении титульному этносу.

И как русские из Средней Азии – особенно пожилые – боятся переезжать в Россию, потому что никто их здесь не ждет, ФМС смотрит на «пенсионеров» отчужденно, и получить российское гражданство русским, не имеющим поддержки диаспоры, зачастую труднее, чем среднеазиатам.

Впрочем, слово «русские» не звучало. Все эти откровения касались «русскоязычных». И сопровождались политкорректными оговорками.

Заведующий отделом евразийской интеграции Института стран СНГ Владимир Евсеев – тот самый, кто признался, что «мы пытались делать вид, что все хорошо» – призвал «расширить вопрос и говорить также о правах узбеков», подразумевая равные права узбеков на российское гражданство.

«Если мы будем слишком сильно акцентировать этот вопрос, это будет неправильно воспринято», – предостерег он.

И я нисколько не сомневаюсь, что мы не будем сильно акцентировать этот вопрос.

Имея дело с целым рядом ярко окрашенных национальных государств, мы все время выступаем с неравноценных позиций: они не стесняются ничего – и в заслугу тому же Каримову не устают ставить, что он не допустил дальнейшего разрастания гражданской войны, тлевшей в Ферганской долине, – а мы стесняемся всего.

Даже говорить о русских.

Даже ставить свои условия в культурной, образовательной сфере. «Россия помогала всегда»… Да, этим мы гордимся. Но что дальше? Почему об этом кто-то, кроме нас, должен помнить?

Вот Аждар Куртов – политолог, старший научный сотрудник РИСИ – говорит: «Много ли у нас пророссийских организаций в Средней Азии? Да их на пальцах пересчитать…».

Верно, и то же самое было на Украине. Но кто должен составлять основу этих пророссийских организаций, как не – в первую очередь – русские (ну, пусть хоть «русскоязычные», если иное слово жжет губы) граждане этих бывших советских республик?

А с ними мы не работаем и всячески боимся акцентировать этот вопрос. Причем боятся даже эксперты, понимающие, чем все это чревато, прямо говорящие, что «сокращение носителей русского языка сокращает и наши возможности в этом регионе».

Ведь мы, с нашим пренебрежением к вымирающим «пенсионерам», не понимаем, что молодое поколение – оставленное без поддержки – подталкивается к ассимиляции. Зачем им ценить русский язык, если мы сами не ценим его?

Заявление, что «все будет зависеть от того, кто утвердится в Узбекистане на ключевых постах», выглядит как сниженное подобие упований на победу Трампа в США. А от нас-то что зависит?

Говоря о «помощи Узбекистану», понимаем ли мы, что эта помощь должна быть полезна в первую очередь для России и лишь во вторую – для Узбекистана? Узбекская власть все эти годы вела себя с нами как жесткий прагматик, а мы – прагматики? Чего мы хотим?

В РФ сознательно строится многонациональное государство в окружении государств, делающих ставку на ведущую роль «титульного народа», хотя изначально РФ не более «многонациональна», чем большинство этих государств.

Но даже если пренебречь этим колоссальным различием, велеть себе сосредоточиться на «безнациональной» российской экономике – мы увидим странное.

Евразийское партнерство для нас важнее, чем собственная промышленность и сельское хозяйство, –фактически об этом заявляет первый вице-премьер Игорь Шувалов, упрекая российских предпринимателей за их «надуманные страхи», которые придется переламывать во имя такого партнерства.

И, ах, как было бы хорошо «просто довериться» родному правительству.

Татьяна Шабаева