Музыка в бою нужна и полезна

140 лет со дня рождения легендарного рыцаря военной дипломатии генерал-лейтенанта Алексея Игнатьева

Музыка неотделима от жизни русского воинства. Фото Вадима Савицкого

В середине марта будет отмечаться 140 лет со дня рождения генерал-лейтенанта Алексея Алексеевича Игнатьева (1877–1954), о котором в энциклопедических справочниках указывается: «Русский и советский военный деятель, дипломат, советник руководителя НКИД, писатель. Из рода Игнатьевых, сын генерала А.П. Игнатьева и княжны С.С. Мещерской. Начал службу в Кавалергардском полку, участвовал в Русско-японской войне. После революции перешел на советскую службу, опубликовал мемуары «Пятьдесят лет в строю».

Генерал-лейтенант Алексей Алексеевич Игнатьев был всесторонне развитым человеком. Его знание военного дела, иностранных языков, дипломатические, организаторские, лингвистические и писательские способности отмечали многие авторы. Его почитают и о нем пишут военные дипломаты, разведчики и историки. Но и его недруги не перевелись до сих пор. Их интересует один вопрос: почему он не отдал деньги лицам, сбежавшим с поля брани (в старину говорили – «с рати»)? Однако прославленный кавалергард свою кавалерийскую саблю (шашку) против своих соотечественников не поднимал, интервенций пресловутых «14 держав» не устраивал.

В доказательство же того, что генерал Игнатьев был действительно разносторонней личностью, представим его с «музыкальной точки зрения».

В ДЕТСТВЕ И ЮНОСТИ – ЗА РОЯЛЬ

Заметим, что обобщающей зарисовки отношения А.А. Игнатьева к музыке и песне не появлялось, поэтому постараемся собрать «рассыпанную музыкальную повесть» о кавалергарде.

Покровительница музыки – муза Евтерпа с дудочкой в руке (muse de la Musique) вдохновляла его в труде, невзгодах и в бою.

Следующие слова крайне актуальны сегодня: «Именно домашнее воспитание дало мне знания, любовь к искусству, к литературе, любовь к своему народу».

Даже в трудное время в Париже А.А. Игнатьев не расставался с музыкой: «Из насиженного и любимого гнезда мы взяли только носильные вещи… рояль».

Генерал Игнатьев вспоминал также: «В зимние вечера в Петербурге отец садился за рояль и пел с нами русские и солдатские песни… Во время летних каникул нас мучили уроки иностранных языков, музыки и рисования».

А вот воспоминания легендарного рыцаря военной дипломатии о Сибири: «Я должен был к весне подготовиться в первый класс классической гимназии. Кроме того, я обучался рисованию, французскому языку, игре на рояле, а также столярному делу».

Киев, 1891 год. В 14 лет Алексей готовится к поступлению в пятый класс кадетского корпуса, «а в настоящее время не бросать игры на рояле, к которой я проявил кое-какие способности». Об Украине киевский кадет Игнатьев вспоминал: «Незабвенные воспоминания сохранились у меня о южных ночах, когда, лежа на шинелях и забыв про начальство, мы распевали задушевные украинские песни».

Паж Игнатьев музыку не бросает: «По вечерам ежедневно я участвовал в нашем оркестре». Автор не уточняет, в каком качестве. Ему нравилась песнь «Конавела».

Интересно, что фортификацию в пажеском корпусе преподавал инженерный генерал Цезарь Кюи (1835–1918) – член «Могучей кучки». Кстати, как и Алексей Игнатьев, он награжден командорским орденом Почетного легиона.

НА СОПКАХ МАНЬЧЖУРИИ ВОИНЫ СПЯТ

Знаменитый певец Иван Козловский оставил интересные воспоминания: «Как возникло желание воскресить во время войны знаменитый вальс «На сопках Маньчжурии»?

Случилось так, что Алексей Алексеевич Игнатьев, воевавший в японскую войну 1904–1905 гг., был тогда, когда я начал потихоньку наигрывать на рояле этот вальс.

Он необычайно воодушевился: «Слушайте, это же божественная музыка, она меня до слез трогает…» Он начал вспоминать слова… Один из куплетов он мне и подсказал.

Но ведь одного куплета недостаточно, вальс не имел концовки. Мы долго работали над словами и музыкой: Сергей Михалков, Александр Цфасман и я. Первый раз исполнение этого вальса прошло по радио. А потом не было такого концерта во время войны, где бы я не пел этот вальс…»

Десять лет назад, вдохновенный чтением книги «50 лет в строю», я написал очерк «Знамя и оркестр – вперед» об авторе знаменитого вальса «На сопках Маньчжурии», опубликованный в «Независимом военном обозрении».

Надпись на памятной доске бывшего тамбовского военного училища, закрытого бывшим министром обороны, гласит: «Здесь проходили службу видные военные дирижеры и композиторы – авторы марша «Прощание славянки» В.И. Агапкин (1884–1964) и вальса «На сопках Маньчжурии» И.А. Шатров (1879–1952)».

Вальс «На сопках Маньчжурии» был написан Ильей Шатровым в 1905–1906 годах и изначально назывался «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии».

Руководители военных оркестров в русской армии назывались капельмейстерами, а сейчас их называют дирижерами.

В конце войны штаб-ротмистр Игнатьев (кстати, звания «майор» тогда не было, следующее звание было «подполковник») вспоминал:

«В углу небольшой женский оркестр играл «На сопках Маньчжурии», «Последний нонешний денечек» и «На Фейчшулинском перевале убьют, наверное, меня».

У стенки стояло пианино. Оно было исцарапано и грязно, но на него я и набросился! Два года не чувствовал я клавишей под руками! Чего только не переиграл я за этот вечер. Я возвращался от маньчжурской действительности в прошлое. Оно уже казалось романтическим».

ПЕСНЯ И МУЗЫКА ПОМОГАЮТ СЛУЖИТЬ

Находясь три года в Кавалергардском полку, корнет Игнатьев вспоминал: «Солдаты по команде «песенники, вперед!» затягивали песни; любителей русской песни среди нас было мало, и когда я иногда выезжал за запевалу, товарищей это явно шокировало».

Граф, гвардии штабс-ротмистр Кавалергардского императрицы Марии Федоровны полка А.А. Игнатьев в наряде стрельца Стремянного приказа времен царя Алексея Михайловича на костюмированном балу. Фото 1903 года

Песенники играли большую роль во внутренней жизни русского войска. Песенники были в каждом полку, батальоне, эскадроне русской армии XIX века. Десять лет назад «Военно-исторический журнал» (№ 9 за 2007 год) данной теме посвятил целую статью. «Солдат-песенников отличала и особая манера произнесения музыкального и поэтического текстов, им были присущи и собственные «редакции» известных песен. Этот навсегда ушедший вид военного творчества сохранен только в немногих образцах на граммофонных пластинках», – указывалось в материале.

Сам генерал Алексей Игнатьев вспоминал: «На большом полковом плацу запылал костер, осветивший смуглые бородатые лица песенников лейб-эскадрона, белые ментики и красные фуражки, и все хором пели песни героя Отечественной войны, гусара и партизана Дениса Давыдова».

Даже царь «слушал до утра по очереди то трубачей, то песенников».

В настоящее время песенников называют запевалами. С юности запомнились слова «Первым запевал я в строю, но зато…». Взводные и ротные запевалы уважаемы в солдатской среде.

Перейдем к возвышенному.

Описывая выступление Федора Шаляпина в Париже, Алексей Игнатьев вспоминал: «С таким триумфом можно было впоследствии сравнить только появление в Париже нашего Красноармейского ансамбля песни и пляски, затмившего все, что было показано на Международной выставке 1937 года».

Первым международным успехом коллектива стало завоевание Гран-при на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. В 1937 году штат ансамбля насчитывал 274 человека…

В 1972 году Краснознаменный ансамбль песни и пляски Советской армии им. А.В. Александрова выступал во Франции. Переводчиком был мой однокурсник, его переодели в форму солиста ансамбля. А дальше вступает в силу категория необходимости и случайности. В начале декабря 1973 года, во время службы военным наблюдателем ООН в Египте, меня назначают на наблюдательный пост со старшим французским наблюдателем. Он четыре дня постоянно и мелодично напевал «Калинку». Капитан восторженно отзывался об ансамбле, песни которого он слушал во Франции, и изучал по магнитофонной записи.

Во Франции Алексей Игнатьев часто слушал военный марш «Sambre et Meuse». В нынешнем веке этот марш исполнялся французами и на Красной площади.

ЗВУЧАТ ТРУБА И РОЯЛЬ

За отличие в боях кавалергардские полки награждались серебряными трубами, которые можно увидеть в Музее музыкальной культуры: «На серебряных сигнальных трубах выгравирована надпись: «За Фершампенуаз 1814». Судьба занесла меня, кавалергарда, в эту небольшую французскую деревеньку из белых каменных домиков ровно через 100 лет после этого боя, в дни сражения на Марне, которое я наблюдал как представитель русской армии при французском командовании».

Кавалергард Игнатьев взглянул на событие глазами памяти: «Это название было мне давно и хорошо знакомо. Я читал его не раз на серебряной трубе трубача, когда-то стоявшего со мной в дворцовом карауле. Кавалергардский полк получил это отличие за подвиг, совершенный в одном из последних боев против Наполеона в 1814 году. Ровно через 100 лет Фер-Шампенуаз – небольшая деревушка, расположенная на шоссе из Парижа в Нанси, – явилась центром самых ожесточенных боев в Марнском сражении».

Художественное описание барабана настолько проникновенно, что хочется процитировать его полностью, но будем знать меру:

– Снимая с себя амуницию, замечаю в углу какой-то блестящий предмет и не верю своим глазам: это высокий военный барабан, обитый медью, с двуглавым орлом. По форме крыльев убеждаюсь, что это орел эпохи Александра I.

Старый боевой товарищ какого-нибудь русского пехотного полка, прошедшего пешком из Москвы до Парижа, бивший тревогу, бивший сбор. И вот, потеряв своего хозяина, погибшего или в бою, или от тифа, сразившего столько русских солдат в 1814 году, стоишь ты тут уже сотню лет как военная реликвия в этой затерянной в Аргонне французской деревушке.

Рояль и гитара сопровождают нашего героя всю жизнь: «Потом раздавались крики: «Colonel, au piano» – и так как другого полковника, кроме меня, не было, то я обращался на несколько минут в дарового тапера».

И еще: «Я тем временем настраивал гитару, чтобы открыть торжественное собрание пением и хором гимна «зонтов».

Несколько слов о симфонии:

«А я, усаживаясь за необыкновенно мягкий и глубокий на нижних октавах рояль Pleyel, мысленно благодарил родителей, мучивших меня смолоду гаммами и скучными экзерсисами. И тогда, в Сен-Жермене, я считал долгом разогреть пальцы, прежде чем приступить к исполнению величественных бетховенских сонат.

– Ты четвертую сыграй! Четвертую! Люблю ее за ясность и прозрачность гармонии! – просила сидевшая подле меня Наташа».

Газета «Волжская коммуна» в выпуске от 4 марта 1942 года, в канун официальной премьеры Седьмой симфонии Шостаковича, опубликовала серию статей нескольких авторов. Генерал-майор А.А. Игнатьев в статье «Наша гордость» со знанием дела пишет отзыв на Седьмую симфонию Дмитрия Шостаковича: «Эта грандиозная картина замечательно использована Шостаковичем в оркестровке. Сквозь барабанную дробь и мелодию фаготов слышатся шаги войск, английский рожок, нежно напоминающий о былом, бубны лихой конницы, унисоны, гремящие ходом тяжелых орудий, – все это ведет к величественному доминатсептаккорду, заканчивающему гениальную музыкальную эпопею. Седьмая симфония – это крупнейшая победа Шостаковича, сумевшего в военное время создать самое художественное, самое патриотическое произведение».

Прав был гениальный русский полководец Александр Васильевич Суворов, сказав: «Музыка в бою нужна и полезна, и надобно, чтобы она была самая громкая… Музыка удваивает, утраивает армию…»

Отметим, что среди большой переписки генерала Алексея Игнатьева есть и письмо Дмитрия Шостаковича.

Завершить данный материал хотелось бы строчками Булата Окуджавы из «Песни кавалергарда»:

Труба трубит, откинут полог, и где-то слышен сабель звон.

Еще рокочет голос трубный, но командир уже в седле…

Эти слова в полной мере относятся и к генералу А.А. Игнатьеву – рыцарю русской военной дипломатии.

Комментарии для элемента не найдены.

Источник