Быть полезным людям в романе война и мир

Стоит пропускать все произведение «Война и мир», если ты хочешь пропускать в ней определенные главы. 

Егор, ты еще учишься, верно? Думаю, что да. Я понимаю, какое тяжкое бремя весит на школьниках 10-го класса в виде этого толстого произведения Толстого. В мое время, оно было сложным, скучным, ненужным для меня. Моя мама, которой уже 50 лет, прочитала его и отметила, что ничего интересного в этой книге нет, хотя она сама учитель, пусть и начальных классов. Плюс, сам Толстой как-то признался, что такое большое произведение писал ради денег, ибо там была такая система, что чем больше страниц — тем лучше. 

Если ты уже не учишься, и чтение — это твое хобби, то лучше не читай так. В любое произведение надо погружаться с головой, если ты хочешь его познать, а не отрывисто, иначе ты просто не проникнешься атмосферой. По отношению к самой книге это будет неуважительно, даже не смотря на факт о деньгах, приведенный выше. 

Если ты хочешь или должен вкратце ознакомиться с атмосферой и сюжетом книги, то рекомендую фильмы 1965-1967-х годов. Нам учительница именно этот фильм и посоветовала, ибо она хорошая и понимающая женщина, и она знала, о чем говорит. Но я предупрежу сразу: без настроя к просмотру, этот фильм тоже будет вообще ни о чем. На это надо иметь настрой, и если ты ученик 10-го класса, то тебе, как и всем когда-то, не повезло.

Первое и самое банальное — длинно и нудно. Не все осиливают «Войну и мир» или «Анну Каренину», не все помнят, что у него есть и другие произведения. 
А если более существенно, то примириться со взглядами Л. Н. различным сообществам не удавалось всегда. Церковь осуждал, Шекспира жёстко критиковал, считал, что в искусстве нужно мёрзнуть на вершинах моральных устоев и никак иначе. 

Для Толстого центром жизни любого человека должна быть семья. А для своей семьи он даже придумал специальный аскетичный план жизни, с которым не согласилась его жена. В результате Л. Н. перед смертью покинул Ясную Поляну, и есть свидетельства, что в этом он винил свою жену. Они прожили вместе почти 50 лет, и ту же «Войну и мир» она переписала и перепечатала по меньшей мере 4 раза под диктовку мужа, родила ему 13 детей и потеряла 5. Но в результате почему-то не походила на идеальную для Л. Н. Наташу Ростову, забывшую обо всём, кроме семьи. Лично мне за эту героическую женщину достаточно обидно, чтобы потерять надежду на любовь к личности писателя.

Я могу предположить, что унылость романа Толстого прямо пропорциональна возрасту читателя. Как было замечено выше, писатель был в зрелом возрасте, но главное,что и писал он для взрослых. В романе много чувственных переживаний, описания внутреннего мира героев, психологических портретов. Молодым людям в силу возраста бывает сложно ассоциировать себя или знакомых с героями романа. Им недостает опыта/наблюдений. Кроме того, Толстой — философ, в книге много размышлений на тему Бога, провидения, роли личности в истории. Такие предметы также мало занимают молодежь. 

Поэтому мой совет — отложите книгу. Пройдет несколько лет, вы решите прочитать ее снова и получите истинное удовольствие от этого шедевра литературы.

Кстати, это касается не только «Война и мир», а всех произведений искусства, которые мы по каким-либо причинам не можем понять/прочувствовать.

Не думаю, что все дело именно в «Войне и мире». Переоценка тех книг, что читаются в нежном возрасте (обычно это хрестоматийный список на базе школьной программы) связана прежде всего с изменением отношения и к своему, и к чужому опыту. Самый простой и примитивный способ чтения — это так называемое наивное чтение. Оно подчеркнуто эмотивно (читатель переживает за выбранного им героя, следя за перипетиями его судьбы), а потому некритично и неконцептуально (читатель не пытается думать об особых, то есть эстетически обусловленных законах произведения, принимая происходящее за чистую монету), герое- и нарративноцентрично. То есть такой читатель нуждается в интересной истории с захватывающими поворотами сюжета и возможностью символически и этически отождествить себя с тем или иным персонажем.

Но чем более специфичным становится чтение (все больше интересует не «что», а «как») тем больше на первый план выходит интерес к целостности произведению, не линейному соположению, но структурному результативному взаимодействию как можно большего количества осмысляемых элементов. Поэтому прямолинейная эмотивность логично уступает место тому, что Бахтин называл интерсубъективностью. Говоря просто, меня интересует не то, как я могу интерпретировать себя любимого как ценность, вычитывая из текста, что посчитаю нужным для подобной цели, но то, как я могу постигнуть ключевую ценность человеческого бытия в необязательной связи с моей эмпирикой. Совсем неважно, реалистично или условно то, что я читаю подобным образом. История Грегора Замзы поражает не потому, что она совершенно невероятна по своей фабуле, но тем, что она абсолютно убедительна на психологическом уровне.

Когда личность готова признать ценность существования других, наличествующих в пространственно-временном континууме сознаний, она готова признать и автономность, но одновременно глубинную соприродность художественных образов тому, что является историей человеческого сознания.

«Война и мир» — необычайно удобный пример для иллюстрации этого тезиса. Роман Толстого невозможно понять через историю судьбы или даже нескольких судеб основных героев. Это роман и о личностях (уникальность человека писатель не зачеркивает при всей его склонности к «роевому» началу), и о семьях, и о нациях, и о государствах. Это роман, устроенный необычайно сложно, но вместе с тем его архитектоника потрясающе системна, он собирает все в себе все свое сложное эстетическое единство, и этому мало аналогов и в русской, и в европейской литературе. Думается, что с возрастом человеку (если он не пустой консьюмерист) все более интересно понимать именно системность, которая присуща человеческой культуре как таковой, а не бесплодно размышлять об отдельных феноменах бытия. Поэтому, кстати, с возрастом меняется и отношение к лирической поэзии, которая все менее интересна «выражением чувств», но все более индивидуальным авторской концепцией языка. Но это уже совсем другая история.