Джоан скотт статья гендер и полезная категория
Своей спецификой обладал в советском союзе и мужской опыт — кроме привычного и сегодня обязательного призыва в армию, советское государство «давило» на мужчин довольно жестким, милитаризированным образом мужественности, который исключал эмоциональность и был связан с большим количеством разных ограничений в повседневной жизни.
Это лишь один пример того, как гендерная оптика позволяет нам увидеть в знакомой истории то, на что мы не обращали внимание раньше, — и что при этом касалось огромного числа людей, непосредственных участников исторических событий. Актуальность гендерной истории, на мой взгляд, очень объемно передает один русскоязычный текст, который я искренне считаю гениальным, — статья белорусской исследовательницы Елены Гаповой «Любовь как революция, или „несмотря на Грамши“ Полуты Бодуновой».
Гапова в своём тексте обращается к личному документу, который долгое время оставался неразгаданным историками белорусского национального движения начала ХХ века. Автор этого текста — эсерка Полута (Пелагея-Полина) Бодунова, активная сторонница «национального возрождения» Беларуси в 1920-х. В 1930-е годы Бодунова уехала из захваченной большевиками страны в Прагу, но из эмиграции сбежала, не выдержав одиночества и нахлынувшей тоски. Она вернулась на родину, где до 1938 года жила вместе с родственниками, постепенно теряя рассудок и способность к речи. В 1938 году, будучи уже практически невменяемой, революционерка была расстреляна.
Полута Бодунова оставила после себя сочинение, которое, по словам смущённого сотрудника Национального архива Республики Беларусь (именно с его впечатлений Гапова начинает анализ текста), не похоже ни на какой другой документ, а кроме того и вовсе как-то «неприлично»: «посвящено личным отношениям мужчины и женщины» и «выставляет „это“ напоказ». Интересно, что под «этим» сотрудник архива не имел в виду интимные подробности любовной связи: таких подробностей в тексте нет. Зато в нем есть перечисление «горестей» Бодуновой, написанное на белорусском языке: разлука с любимым (тоже революционером, Томашем Грибом), душевные муки, чаяния о белорусском народе. И всё это в одном сочинении, где жанр «плача» соседствует со страстной проповедью, а рассказы о любви — с политической речью.
Стиль этого повествования ещё более необычный: в нём угадываются попытки написать «роман чувств», используя недостаточные для этого ресурсы «крестьянского» белорусского языка начала ХХ века. В результате русскоязычные слова и метафоры из сферы «высокого штиля» соседствуют с белорусскими просторечиями. Всё это подкрепляется «языковой маргинальностью» (термин Гаповой) в построении фраз и их сочленении между собой.
Используя феминистскую критику языка и обращаясь к постколониальной теории, Гапова «расколдовывает» историю Полуты Бодуновой, предлагая несколько объяснений тому, что мы видим в тексте. В первую очередь исследовательница объясняет, почему её персонаж оказался в забытьи, по какой причине фигуре Полуты Бодуновой не нашлось места ни в советской истории революционного движения Беларуси, ни в современной истории белорусской нации. Кроме того, Гаповой удается дать объяснение странному языку Бодуновой: в нем революционерка попыталась соединить несоединимое — «большую» русскую литературу, которой училась в петербургском университете, «женское письмо» (точнее, его прототип), революционные идеи и национальный колорит.
Полута Бодунова в таком контексте оказывается персонажем, в судьбе которого пересекается сразу несколько сюжетов: конфликты белорусского национального движения начала ХХ века, противостояние нарративов в попытке написать историю этих движений советскими и современными учеными, а главное — специфика жизненного мира человека, у которого попросту нет «готового», конвенционального языка и языковой нормы для выражения своих переживаний. Как показывает ситуация с сочинением Бодуновой, когда такого же языка нет и у учёного, из истории выпадают необычные и яркие личности, и целые архивные документы.
Источник
ГЕНДЕРНАЯ ИСТОРИЯ — направление в исторической науке, изучающее историю формирования и функционирования социальных отношений, основанных на воспринимаемых различиях между полами; историю представлений о «мужском» и «женском» как категориях социального иерархического порядка; историю гендерных отношений, преимущественно как историю отношений власти и социального контроля, выраженных в гендерных идеологиях и представленных в гендерных репрезентациях, а также способы конструирования «мужского» и «женского» через гендерное воспитание и образование и их закрепление в качестве гендерной идентичности личности. Гендерная история характеризуется междисциплинарностью, использованием наряду с собственно историческими методами подходов различных дисциплин гендерных исследований: гендерной лингвистики, социологии, психологии и др. Гендерная история возникла в 1980-х гг. в рамках истории женщин. Однако если последняя базировалась на феминистской идеологии и была укоренена в феминистском движении, гендерная история стремилась преодолеть крайности, которые политика вносила в науку, и представить целостную картину взаимоотношений полов. Принципиально важной для развития теоретических оснований гендерной истории стала статья американского историка Джоан Скотт «Гендер — полезная категория исторического анализа» (1986), в которой были определены сущность и содержание понятия. Она выделила четыре базовые подсистемы, в рамках и на пересечении которых может исследоваться гендер: культурные символы, характеризующие мужчину и женщину; нормативные утверждения, закрепленные в религиозных, педагогических, научных, правовых и политических доктринах, определяющие возможные смысловые значения культурных символов; социальные институты и организации, которые структурируются гендером; субъективная гендерная идентичность. Отправляясь от обозначенных Дж. Скотт проблем, современные гендерно-исторические исследования еще расширили свое предметное поле, в том числе и за счет переключения внимания с источника на самого исследователя, гендерной экспертизе подверглись не только тексты, но и работа их создателей.
Ключевая категория гендерной истории — понятие гендер, т. е. «пол-род», которое в отличие от понятия «пол-секс» отвергает биологический детерминизм и акцентирует социокультурный характер представлений о «мужском» и «женском». Исследования последних лет подчеркивают множественность и разнообразие этих моделей. Изучение стереотипных представлений о маскулинном и феминном, а точнее — феминностях и маскулинностях, — одна из наиболее развитых областей гендерной истории. Другими активно разрабатываемыми областями исследований являются анализ гендерных идеологий, история маскулинностей, которая призвана преодолеть унаследованный от истории женщин перекос, а также конфигурации гендерных отношений в рамках тех или иных обществ и культур, которые принято определять как гендерные системы или гендерные режимы.
Различные исследовательские подходы сложились на базе популярной в качестве методологической основы гендерной истории теории социального конструирования гендера. Макроисследования анализируют то, как общество через свои институты программирует гендерную идентичность индивида и готовит его к выполнению той или иной гендерной роли. На микроуровне изучается формирование гендерной идентичности самого индивида, его осознание себя мужчиной или женщиной с соответствующими поведенческими моделями и практиками. Существуют различные трактовки степени свободы индивида в этом процессе — от жесткого программирования до «разыгрывания пола», когда гендер рассматривается как результат коммуникации, взаимодействия между индивидами.
А. Г. Суприянович
Определение понятия цитируется по изд.: Теория и методология исторической науки. Терминологический словарь. Отв. ред. А.О. Чубарьян. [М.], 2014, с. 68-69.
Литература:
Пушкарева Н. Л. Гендерная теория и историческое знание. СПб., 2007; Репина Л. П. Женщины и мужчины в истории: Новая картина европейского прошлого. М., 2002; Репина Л. П. «Новая историческая наука» и социальная история. Изд. 2-е, испр. и доп. М., 2009; Скотт Дж. Гендер — полезная категория исторического анализа // Гендерные исследования. 2000. № 2(5). С. 142-170; Словарь гендерных терминов. М., 2002.
Источник
Женская и гендерная история — термины, которые сегодня уже как будто на слуху, но большинству по-прежнему кажутся чем-то непонятным. Что скрывается за этими названиями? Требует ли история женщин отдельной дисциплины? Как и что изучают гендерные историки сегодня? Обо всём этом рассказывает гендерный историк СССР, преподавательница Школы культурологии Высшей школы экономики Элла Россман.
Текст: Элла Россман, Александра Савина
Если попытаться кратко объяснить смысл женской истории (по-английски её называют women’s history), лучше назвать её историей женщин. Эта дисциплина и активистский проект зародились в США и тесно связаны с феминизмом второй волны. Главной задачей женской истории было, собственно, вернуть в историю женщин — «открыть» женщину как важную часть всемирной истории и рассказать, какую роль она играла в привычных событиях.
Предпосылки такого подхода появились ещё в начале века — например, в 1920-х французская школа «Анналов» призывала посмотреть на изучение истории иначе, отойти от описания жизни «великих людей» и обратиться к повседневной жизни разных сословий, а Сильвия Панкхёрст писала о роли суфражистского движения в истории. Тем не менее долгое время эти идеи оставались без должного внимания: ещё в 1960-е годы в исторической науке были очень популярны представления о том, что «настоящие» учёные должны заниматься политикой и историей войн, а «быт и нравы» — удел их отстающих коллег. Из-за таких иерархий женщины оказались фактически исключены из текстов об исторических событиях. Понятно, что героинями политической истории они становились гораздо реже мужчин: на протяжении тысячелетий у них почти не было доступа к власти и большой политике. То же самое можно сказать о науке и искусстве: женщины могли здесь появляться, но попасть в эти сферы им было значительно труднее, чем мужчинам, во многом из-за отсутствия доступа к художественному образованию, а также из-за ограничений, которые накладывала социальная роль «жены» — служение интересам супруга ценилось больше творчества. Долгое время женщин не учитывали даже в переписи населения — например, в Древнем Риме их начали включать в перепись только в третьем веке нашей эры, исключительно ради налогов.
Впрочем, историки женщин призывали обратить внимание не только на «мужские» сферы — рынок труда и политические процессы, но и на «невидимый» неоплачиваемый женский труд — эмоциональную работу, заботу о семье и доме; предлагали посмотреть на то, как связаны личное и политическое.
Кроме того, они хотели обратить внимание на незаслуженно забытых женских героинь прошлого. Например, в ранних исследованиях по женской истории встречаются имена Софии де Кондорсе — писательницы, переводчицы, организовывавшей влиятельные литературные салоны в революционной Франции, или Элизабет Блэквелл, первой женщины-доктора в США.
В семидесятые и восьмидесятые годы дисциплина продолжила развиваться. Особенно популярной она стала в США и Великобритании, причем у исследований в этих странах был разный фокус. В США большее внимание уделяли вкладу женщин в культуру, чисто женским инициативам и особенному женскому опыту, роли женщины в семье и женской сексуальности — некоторые исследовательницы полагали, что для изучения жизни женщин очень важно проследить, как складывались отношения между ними. Среди известных американских исследовательниц — Джоан Келли, автор знаменитого эссе «Был ли у женщин Ренессанс?» («Did women have a Renaissance?»). В работе Келли ставит под сомнение традиционное отношение к периодизации истории, в частности, к эпохе Ренессанса: женщины на протяжении веков не обладали теми же правами, что и мужчины, а значит, «расцвет» культуры и науки обошел их стороной. «Весь прогресс Италии эпохи Ренессанса, её экономическое состояние, строение сословий, её гуманистическая культура стремились превратить благородную женщину в красивый декоративный объект, сделать её скромной и целомудренной и поставить её во вдвойне зависимое положение — от собственного мужа и от власти», — писала она.
В Великобритании исследования были тесно связаны с историей труда: работой женщин, неравенством зарплат, функционированием профсоюзов. Книга Лоры Орен, к примеру, поднимала вопрос о том, какую роль играли женщины в британской экономике. Несмотря на то что часть из них не занимались оплачиваемым трудом, именно им приходилось распределять семейный бюджет — нередко они экономили на питании для себя и для детей, чтобы обеспечивать мужа необходимым, то есть служили своего рода «буфером» в трудные для семьи (и экономики) времена.
История женщин довольно быстро стала набирать популярность — к восьмидесятым в американских и европейских университетах читали уже десятки подобных курсов. В 1978 году школы калифорнийского округа Сонома в США организовали неделю женской истории — предполагалось, что в это время школьники будут изучать достижения женщин и их роль в мировых событиях. Инициатива оказалась настолько популярной, что в 1981 году неделя женской истории стала общегосударственным мероприятием, а в 1987 конгресс США объявил март месяцем женской истории.
Между тем критики «женской истории» настаивали, что её выделение в отдельную дисциплину не способствует большему равенству: достижения женщин не встраиваются в общую систему, а идут как бы параллельно — кажется, что это не часть хронологии остального мира, а особая «женская» хронология.
В 1985 году американская исследовательница Джоан Скотт сделала следующий шаг — предложила говорить не о женской, а о гендерной истории. Исследовательница выступила на собрании Американской исторической ассоциации, а год спустя опубликовала статью «Гендер: полезная категория исторического анализа». По мнению Скотт, «гендерная история» должна была не только возродить забытых женских персонажей, но и показать отношения между полами в тех или иных исторических обстоятельствах и механизмы распределения власти в обществе. Скотт предлагала сконцентрироваться на изучении того, как в разные времена формировались представления о «мужском» и «женском», гендерные стереотипы и связанные с ними традиции.
Вслед за Джоан Скотт направление продолжило развиваться. Например, в 1989 году вышел первый номер англоязычного журнала Gender & History с двумя редакциями, в Великобритании и США. А вскоре у гендерной истории появились и свои противники: они утверждали, что история женщин при таком подходе вновь затеряется, а центральное место займут исследования маскулинности.
Сторонницы гендерной оптики в изучении истории есть и в России. Правда, специалистка по Средневековью Наталья Пушкарёва начала заниматься положением женщин в Древней Руси ещё в восьмидесятых годах, даже не представляя, что её тема вписывается в новую научную дисциплину.
Гендерный подход к истории советского государства, в свою очередь, позволил исследовательницам по-новому взглянуть на повседневный опыт советского человека, тесно связанный с насилием: репрессиями, подавлением инакомыслия, уравниловкой. Для советских женщин, кроме прочих опасностей и давления государства, жизнь была связана ещё и с репродуктивным насилием. На официальном уровне их постоянно призывали к деторождению — с 1930-х годов его описывали как необходимую часть жизни любой гражданки. На некоторых этапах существования СССР советских женщин прямо ограничивали в правах: с 1936 по 1956 год были запрещены аборты, при этом у многих не было доступа к контрацепции и информации о предохранении. В какой-то момент единственным способом планировать семью для женщин в СССР стали аборты, в период запрета — подпольные.
Постоянное принуждение к деторождению сочеталось в советском государстве с принуждением к труду. Фактически это означало, что женщина обязана была быть ориентированной на семью, следить за домом и детьми и одновременно работать — нередко из-за того, что справиться с этими задачами было непосильно, заниматься детьми приходилось уже бабушкам. Такую ситуацию чрезвычайной перегруженности разными задачами исcледователи обозначают термином «двойная нагрузка».
С годами предмет исследования женской и гендерной истории становился сложнее. В первой половине девяностых был издан пятитомный сборник «История женщин на Западе от античности до ХХ века» под редакцией Жоржа Дюби и Мишель Перро, в котором собраны двадцатилетние исследования о положении женщин в разные времена — от античности до двадцатого века. По словам редакторов, задачей сборника было не просто сделать женщин видимыми, но и задавать новые вопросы, показывать события не в статике, а в динамике. В книгах много внимания уделяется повседневной жизни женщин, их участию в жизни общества и специфике гендерных ролей. Авторы также не претендуют на универсальность, география сборника ограничена Европой и Северной Америкой (кстати, Россия там тоже есть).
Примерно в то же время появилась Международная федерация исследователей женской истории (IFRWH) — в неё входят ассоциации из тридцати семи стран, от Индии до США, от Южной Кореи до России. Наука продолжает развиваться — например, к началу нулевых интерес исследовательниц постепенно сместился от описания частной жизни к исследованию того, как сочетаются частное и публичное в истории женщин, как женщины осваивают «неженские» сферы, пробиваются в политику и науку. Появился и интерес к сексуальности (критики говорят, что освещения этой темы очень не хватало пятитомнику об истории женщин), контролю и ограничению сексуальности и насилию — например, военные конфликты могут рассматриваться через призму военных изнасилований.
В 2000-е, как и феминистское движение, гендерная история становится интерсекциональной, учитывая понятия религии, происхождения, экономической ситуации; изучая влияния разных культур и глобализации на представления о гендере и на роли, которые отводит общество мужчинам и женщинам. Кроме того, исследователей сегодня интересует миграция и то, как на этот процесс влияют представления о гендере и гендерные стереотипы.
Чтобы подчеркнуть, насколько большую роль на протяжении истории играл «мужской взгляд», в семидесятых годах феминистки предлагали использовать термин «herstory» вместо «history» («её история» вместо «его истории»). Слово не стало общеупотребительным, но его время от времени используют, когда речь идёт о достижениях женщин, в названиях феминистских проектов или в поп-культуре — скажем, им часто пользуется дрэг-дива Ру Пол. Но в этом остроумном словообразовании отражено стремление к равноправию — как историков, так и самих женщин..
Фотографии: loc.gov, wikimedia (1, 2)
Источник